Федор Конюхов - Мои путешествия. Следующие 10 лет
Мне вдруг стало страшно от мысли, что я один. Надел штормовую куртку, вышел в кокпит. Увидел голубоватое небо, немного успокоился. Но оглянулся назад и вновь увидел за кормой пустоту и одиночество. Может, надо увеличить парусность? Яхта ускорит бег, и тогда они отстанут? Я больше двадцати узлов выжимаю из моей старушки яхты, а какую скорость могут выжать пустота и одиночество? Нигде об этом не слышал и не читал.
17:30. Поменял галс, иду курсом 250–260 градусов на запад. Надо обойти острова Зеленого Мыса[91]. Никто из гонщиков не пошел западней этих островов, только я рискнул. Мне передали, что лидеры стоят в зоне штилей и только яхта «Кинг Фишер» идет вперед. Она была западней всех. Вот почему я и решил уходить на запад. Не знаю, правильно ли сделал. Время покажет.
Скучаю по земле. Как хочется походить босиком по земле-матушке. Этим летом я наконец-то смог выбраться домой, к себе на родину. На вокзале в Мелитополе нас никто не встречал. Мы дали телеграмму, что приедем в Чкалово на такси. Нам не хотелось беспокоить родителей, ведь поезд Москва – Евпатория проходит через Мелитополь рано утром, в 05:30.
Вышли из поезда, и я сразу вспомнил, что так было и тридцать лет назад, когда я приезжал на каникулы из Ленинграда, где учился в Арктическом училище. Тот же воздух, пропитанный фруктовыми ароматами, та же суета, хотя день только начинался.
На вокзале в Мелитополе к нам подскочили сразу несколько человек, предлагая купить черешню. В ту пору в наших краях как раз была пора черешни. Еще не пересыпали ягоды из ведра в сумку, как нам предложили свои услуги несколько таксистов-частников. Я назвал село Чкалово и сразу предупредил, что до него 54 километра. «Знаю, знаю, – сказал один таксист. – Это та деревня, откуда наш путешественник Федор Конюхов». Мы с женой переглянулись и поехали с ним. Он слышал про Конюхова, но в лицо никогда не видел, так что меня не узнал.
«Мама»
Мои мама и папа вышли встречать нас за ворота. Мама – в чистом фартучке, на голове такая же белая косыночка, а папа – в сером костюме, с тремя медалями на груди. Две – «За боевые заслуги» и одна – «За Победу, за Сталина». И первое, что я увидел в глазах отца: он до сих пор солдат, сержант пехоты Советской армии. Несмотря на свои восемьдесят четыре года, отец был еще крепок, в узловатых руках его чувствовалась сила, да и крутые плечи и загорелая, отнюдь не морщинистая шея говорили о крепком здоровье.
За время моего отсутствия произошло много событий. Но хата, в которой я вырос, стояла без изменений и при виде меня как будто заулыбалась.
Из всех книг читаю только Библию
25 ноября 2000 года. Центральная Атлантика
13°32’ с. ш., 26°26’ з. д.
Далеко за кормой остались острова Зеленого Мыса. Утро пасмурное. Небо затянуто тонкой пеленой, волны хаотичные. Глубина под килем яхты 4894 метра.
Сколько всего тащит на себе моя яхта! Только книг одних сотни полторы. Они везде, набиты даже в ящиках с продуктами: книги по естественной истории, биологические трактаты, сочинения по архитектуре и множество тетрадей с заметками. Из всех книг читаю только Библию, потому что это книга книг. Она многому может научить. А еще на яхте есть самое дорогое – горшочек с живым цветочком, его мне подарила Иринушка. В этом цветке есть все: и доброта, и нежность моей жены.
Отшельническая жизнь научила меня довольствоваться малым. Здесь, в океане, жизнь сурова – ни вина, ни прикрас, но зато ее озаряет свет вечности. Ночи Москвы, огни больших городов, сияние бриллиантов в витринах ювелирных магазинов – все меркнет перед этим извечным вселенским светом.
Я счастлив быть свободным
27 ноября 2000 года. Центральная Атлантика
07°18’ с. ш., 26°41’ з. д.
Дождь идет, то усиливается, то стихает. Но здесь, возле экватора, это обычная погода. Меня разбудили хлопающие паруса, когда мне наконец удалось задремать.
Вид океана вполне соответствовал моему настроению. Низкие тучи утюжили горизонт, над водой стелилась невесомая серая мгла. Вот уже четвертый раз я плыву вокруг света, сорок девять лет я странствую по Земле, ища приют. Я безмерно счастлив, что Господь Бог мне это позволяет – быть свободным. Вот уже тысячи лет человек живет в рабстве всех сортов. Он забыл вкус свободы. Он забыл красоту ответственности.
Птичка поет
30 ноября 2000 года. Центральная Атлантика
00°44’ с. ш., 28°34’ з. д.
«Великое движется без конца, бесконечное не достигнет предела»[92].
Если Богу будет угодно, то через 48 миль (то есть при такой скорости, как сейчас, 6–7 узлов, часов через семь) корпус моей яхты пересечет линию экватора и мы очутимся в Южной Атлантике.
Прошло еще только двадцать пять дней гонки, а уже сошли с дистанции четыре яхты. И какие яхты, какие моряки! Я следил по компьютеру и думал: зачем так спешить?!
10:30. Сегодня был восхитительный восход солнца. Прекратив работу с парусами, я стоял в кокпите, любуясь, как солнце всходило из огненно-пурпурных облаков.
Прилетела птичка и села на перила, которые идут через крышу рубки. Маленькая, коричневая, похожая на певчего воробья, может, он это и есть. Умостилась поудобней и тихо запела. Мне показалось, что я уже слышал такое пение. В детстве, наверное. Снова и снова пела она свою нежную песенку. Не знаю почему, но вдруг по щекам у меня потекли слезы. Я был взволнован этой песней до глубины души. Лег в кокпит, вытянувшись на спине, и смотрел вверх. Огромные облака, словно высеченные из белого камня, плавно бежали над мачтой яхты, время от времени заслоняя лазурь неба. Порой они сталкивались бесшумно, потом расходились в стороны, и тогда открывалась бездонная синева.
Когда птичка улетела, оставив меня снова в одиночестве, я загоревал, словно потерял близкого друга.
Безбилетный пассажир
1 декабря 2000 года. Центральная Атлантика
02°00’ ю. ш., 29°17’ з. д.
Первый день встречал рассвет в Южной Атлантике. Всю ночь на яхте был пассажир. С вечера села на левую кормовую стойку птичка, морская птичка – небольшая, с голубя величиной, серая. Носик тоненький и длинный. И так всю ночь ехала бесплатно. А на рассвете я уснул, а когда проснулся, ее уже не было.
14:00. Под килем яхты Бразильская котловина, глубина 5038 метров. Солнце зажгло золотистые пятна на облаках, украсило багрянцем края туч над западным горизонтом.
Жизнь путешественника чревата опасностями. Путешествие – это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным? Да, именно «снова и снова» я ухожу в экспедиции с надеждой, что после этого путешествия обрету истину. Как порой не можешь остановиться, шагая по берегу моря, потому что за каждой песчаной косой, к которой ты держишь путь, тебя влекут к себе новые далекие мысы.
Колокольный звон
5 декабря 2000 года. Южная Атлантика
16°43’ ю. ш., 28°19’ з. д.
18:30. Налетел холодный ливень. Океан стал неуютный.
Я часто вспоминаю счастливые дни в Швейцарии. Вот мы с женой сидим у обрыва Соборной горы и смотрим на лежащий внизу город Фрибур. Каждый час на колокольне звонит колокол, и с последним ударом грустный и нежный стон долго реет в тихом воздухе, то угасая, то наплывая мягкими волнами. Этот звук навевает чувство необыкновенной радости, смешанное и с неопределенной грустью, и с нежностью. «Господи, как хорошо!» – негромко говорит жена.
«Мой мир»
Я ухожу в плавание ради познания мира
8 декабря 2000 года. Южная Атлантика
23°50’ ю. ш., 23°31’ з. д.
Второй день ветра нет. Яхта идет всего 3 узла. На палубе утренняя роса, это значит, что день будет жаркий и безветренный. Плавание в одиночку не оставляет много свободного времени. На яхте всегда находится неотложная работа. Страдаю я только от недосыпания, но это удел всех яхтсменов-одиночек.
Мне доставляет удовольствие так близко наблюдать за жизнью океана. Моя жизнь за этот месяц вошла в привычную колею. Через год мне будет пятьдесят лет. Первый раз в море я ушел в пятнадцать лет, да так и остался верен морю на всю жизнь. И вот я в четвертый раз иду вокруг света. Я всегда уходил в плавание не ради того, чтоб добиться какого-то рекордного результата, а ради познания неведомого мира.
